Акко и Ахзив — пятничное путешествие по истории, морю и базару Леванта Oct 3, 2025

Национальный парк Ахзив открыт летом с 8:00 до 17:00 (по пятницам и в канун праздников — до 16:00), а зимой — с 8:00 до 16:00 (по пятницам — до 15:00). Последний вход разрешён примерно за час до закрытия. По состоянию на октябрь 2025 года, стоимость входа составляет около 40 шекелей для взрослых и 30 шекелей для детей. В парке действуют скидки для студентов, пенсионеров и групп, а также есть возможность ночёвки в кемпинге или в простых домиках у моря.

Свое имя Ахзив получил от древнего поселения, существовавшего здесь на побережье и упомянутого в Библии. Сегодня это живописное место с морскими лагунами, археологическими остатками древнего города, песчаными бухтами и прозрачной водой, идеально подходящее для отдыха и прогулок.

Актуальные часы работы и цены можно проверить на официальном сайте Управления парков и заповедников Израиля: parks.org.il.

Кемпинг в национальном парке Ахзив — спокойное место у моря, где приятно провести время с семьёй. Здесь зелёные лужайки тянутся к берегу, тень от эвкалиптов укрывает палатки, а рядом есть столики, душевые с горячей водой и питьевые краны. На входе выдают тележки, чтобы перевезти вещи от парковки к месту отдыха, а при желании можно арендовать матрасы и остаться на ночь под открытым небом. Утром вокруг слышен шум волн и видно древние руины Ахзива, напоминающие о том, что это место живёт на стыке природы и истории. Актуальную информацию о ценах и времени работы можно найти на сайте Управления парков и заповедников Израиля: parks.org.il.

Арабская деревня Аз-Зиб возникла вскоре после разрушения крестоносной крепости Casal Imbert, примерно в конце XIII — начале XIV века, когда мамлюки окончательно вытеснили франков из Галилеи. Примерно через полвека после падения крепости, у побережья, на том же месте, начала формироваться новая мусульманская деревня. Позднее, во времена Османской империи, Аз-Зиб превратился в типичное прибрежное поселение Галилеи — с небольшими полями, садами и рыболовецкими лодками. Путешественники XVIII–XIX веков описывали его как «деревню из белого камня у самого моря», окружённую оливковыми рощами и руинами старых стен.

С момента падения крестоносной твердыни до появления арабского поселения прошло около пятидесяти лет — достаточно, чтобы исчезло военное значение места, но сохранилась память о плодородной земле и удобной бухте.

Во время Войны за независимость в 1948 году Аз-Зиб оказался в зоне боёв между силами Хаганы и арабскими отрядами, укрепившимися вдоль побережья севернее Акко. 14–15 мая была проведена операция «Бен-Ами», названная в честь погибшего офицера Моше Бен-Ами из Акко, участника подполья и руководителя местной самообороны. Целью операции было овладение прибрежной полосой от Нагарии до Рош-ха-Никры и снятие угрозы севера. В ходе боёв израильские подразделения захватили несколько арабских деревень, включая Аз-Зиб, Кабри и Аль-Бассу.

Эти события произошли на фоне широкой арабской интервенции: армии Египта, Сирии, Ливана, Трансиордании и Ирака вступили в Палестину, рассчитывая на быструю победу и уничтожение новообразованного государства Израиль. Местным арабам обещали, что они смогут покинуть дома, переждать военные действия и вскоре вернуться. Многие так и сделали, но Израиль устоял, а деревни, включая Аз-Зиб, опустели навсегда.

Сегодня на месте бывшего поселения слышен лишь шум моря и крики чаек, но под слоем земли скрыт целый пласт истории — от крестоносцев до мамлюков, от турецкого владычества до войны за независимость, сделавшей это побережье частью современного Израиля.

Casal Imbert — небольшое укреплённое поселение крестоносцев, стоявшее между Акрой и Тиром, на месте современного Ахзива. Название, вероятно, связано с рыцарем Имбертом или Хубертом, которому принадлежали эти земли в XII веке. Это был один из множества сельских замков, защищавших прибрежный путь и служивших перевалочным пунктом между портами Галилеи.

В 1232 году у стен Casal Imbert произошло сражение между армией имперского маршала Риккардо Филанжери и войсками могущественного дома Ибелинов. Филанжери, посланник императора Фридриха II Гогенштауфена, был одним из самых известных военачальников своего времени — он пытался установить власть императора над крестоносным Иерусалимским королевством. Ибелины же, старинный род из Бейрута и Ибелина (Явне), были влиятельнейшими баронами Святой земли и символом сопротивления императорскому вмешательству. Их лидер, Жан Ибелин, вошёл в историю как «старец из Бейрута» — умный дипломат и воин, добившийся автономии королевства.

После поражения имперцев эти земли остались под влиянием Ибелинов, а позже были переданы Тевтонскому ордену — немецким рыцарям, укреплявшим север Крестоносского королевства. Со временем крепость утратила значение, но её имя сохранилось в хрониках как место, где пересеклись судьбы самых влиятельных людей крестоносного Востока.

Южнее национального парка Ахзив тянется открытый, бесплатный пляж, куда приходят местные жители и отдыхающие, предпочитающие более простую, «дикую» атмосферу. В отличие от ухоженных лагун заповедника, здесь берег более ровный и открытый, волны сильнее, а камни образуют лишь редкие естественные углубления.

Если смотреть с южной стороны парка, этот пляж хорошо виден — полоса песка тянется вдоль берега, а ближе к воде можно заметить небольшую бухту, в которой море образует что-то вроде природной лагуны. Она неглубокая, с чистой водой и защищена камнями от прямых волн, поэтому напоминает уменьшенную копию тех лагун, что сделали Ахзив знаменитым.

Такое место подходит тем, кто ищет спокойствие и простоту — без входных билетов и инфраструктуры, но с тем же видом на голубое море и далёкий силуэт Хайфы на горизонте.

После войны за независимость в 1948 году, когда арабская деревня Аз-Зиб опустела, место долго оставалось без постоянных жителей. Власти пытались заселить побережье — здесь планировались кибуц и небольшие фермерские участки, но суровые условия, нехватка пресной воды и удалённость от дорог не позволили этим проектам прижиться. Всё изменилось в конце 1950-х, когда сюда пришёл Эли Авиви — человек, которому Ахзив обязан своей новой, почти мифической славой.

Эли Авиви родился в Иране, вырос в Хайфе, а юность провёл в море — служил в ВМФ и долгое время работал рыбаком. В поисках тишины он наткнулся на руины старой деревни у моря и остался. Вместе с женой Риной они восстановили заброшенные дома, поселились среди камней, создали маленький музей древностей и начали принимать путешественников и художников. Так родилось эксцентричное сообщество, где царила свобода, искусство и дух протеста против официальных структур.

В начале 1970-х годов Эли провозгласил создание «государства Ахзивленд», со своим флагом, паспортами и конституцией, написанной от руки. Он не взывал к сепаратизму — скорее, это был художественный жест и вызов бюрократии, протест против того, что государство пыталось снести его дом и ограничить доступ к морю. Ахзивленд стал притягивать туристов, журналистов и хиппи со всего мира. Здесь бывали музыканты, художники, пацифисты — место напоминало израильский аналог Вудстока у моря.

Государство не пресекало это сразу — во-первых, из-за неясного юридического статуса земли: Авиви жил на территории, формально не оформленной после 1948 года; во-вторых, потому что его фигура стала известной и вызывала симпатию у публики. Попытки снести дома и арестовать Авиви лишь усилили интерес к нему, и власти решили оставить ситуацию в покое.

Когда в 1968 году здесь создавали национальный парк, спор между государством и Эли Авиви продолжился: его участок оказался в пределах заповедника, но в итоге ему позволили остаться. Так легенда Ахзивленда вошла в историю — как место, где один человек отстоял своё право жить у моря, вне рамок, и превратил руины древнего города в символ личной свободы.

Дом Авиви находился к северу от Ахзива а эти постройки напоминают о том, как выглядел Ахзивленд.

Кстати, Эли Авиви прожил в Ахзиве почти всю жизнь и стал неотъемлемой частью местного пейзажа. До конца своих дней он оставался «президентом Ахзивленда» — человек, живший по собственным законам и принимавший у себя гостей со всего мира. В его доме действовал небольшой музей, где хранились археологические находки, фотографии, старые паспорта и даже копия «конституции Ахзивленда».

Со временем место стало туристической достопримечательностью: сюда приезжали не только любопытные, но и исследователи, писатели, кинематографисты. В 2018 году Эли Авиви умер в возрасте около девяноста лет, а его жена Рина продолжала жить в доме ещё некоторое время, поддерживая память о нём. После её ухода территория окончательно перешла под управление Управления парков Израиля и теперь официально входит в состав национального парка Ахзив.

Дом Авиви и остатки «Ахзивленда» по-прежнему стоят — это простые каменные постройки у моря, наполовину скрытые зеленью. Место не восстановлено, но не разрушено: власти решили оставить его как культурный след, своего рода памятник эпохе и личности, ставшей символом израильского индивидуализма и романтического протеста. Иногда сюда всё ещё приходят люди, чтобы увидеть, где человек один когда-то создал своё государство на берегу моря — и прожил в нём целую жизнь.

Ахзив — древний город на побережье Западной Галилеи, тот, который видел все эпохи и народы, проходившие этим берегом. Его история начинается в середине бронзового века 35 веков назад, когда здесь поселились ханаанейцы — те, кто первыми возделывал эту землю и торговал с Египтом и Кипром. Потом пришли финикийцы, те, кто изобрёл мореплавание и первый алфавит. Они превратили Ахзив в порт и торговую факторию, откуда уходили корабли с пурпурной тканью — предметом роскоши выкрашенным редким красителем, добытым из морских улиток.

Когда появились ассирийцы, те самые, что не знали пощады и записывали свои победы на камне, город пал под власть царя Синаххериба в 701 году до н. э. До этого, почти две сотни лет раньше, сюда пришли иудеи из племени Ашер — тех, кто, по Книге Иисуса Навина, не смогли полностью завоевать побережье, и жили здесь бок о бок с финикийцами и попали под воасть Ассирии.

Во времена Второго Храма поселение знали под именем Экдиппа, а писал о нём Иосиф Флавий, тот, кто возглавил восстание против Рима, попал в плен и был помилован, а затем описал все в книге «Иудейская война», взяв имя Флавий от своего покровителя — римского императора. Тогда Ахзив был местом, где евреи, греки и сирийцы делили один берег. Известно, что в городе были ученики раби Акивы, того, кто стал символом мудрости и сопротивления после разрушения Храма.

Когда наступила эпоха крестоносцев — тех, кто шёл с крестом и мечом на Восток, здесь построили крепость Casale Umberti, укреплённую усадьбу феодала по имени Умберт. Позже пришли мамлюки, те, кто когда-то был рабами и стали правителями, и разрушили замок до основания. На его руинах, спустя годы, выросла деревня Аз-Зиб, основанная арабами — земледельцами и рыбаками, жившими у моря до 1948 года.

Так на узкой полосе земли у соленых волн сменяли друг друга те, кто писал историю: от ханаанейцев до израильтян. Сегодня археологи раскапывает прошлое, — находят здесь сосуды финикийцев, фигурки богинь, амулеты и керамику. А национальный парк Ахзив хранит всё это как память о месте, где каждый камень — страница из книги, которую человечество пишет уже четыре тысячи лет.

Бирюзовая вода бухты Ахзива кажется почти нереальной — спокойная, прозрачная, она мягко омывает песчаное дно, где едва различимы маленькие пучки розовых водорослей между камнями. Здесь безопасно и приятно купаться: море неглубокое, а дно ровное и мягкое, без острых камней. В воде резвятся крошечные рыбки — те самые, что иногда щекотно покусывают кожу на ногах. Это местные виды, живущие по всему побережью Израиля, включая заливы Хайфы, Кейсарии и Ашкелона. Они не опасны — просто ищут микроскопические частички пищи, очищая кожу от омертвевших клеток, как в природном спа.

Над бухтой растут растения, привыкшие к солёному воздуху и ветрам. Здесь создан специальный сад редких прибрежных растений, где собраны виды, способные жить в песчаной и известковой почве, называемой куркар. Среди них — галилейская морская лаванда (Limonium galilaeum), с розовыми соцветиями, и израильская паронихия (Paronychia palaestina), белая и плотная, как будто покрытая инеем. Рядом растёт морской спорыш (Polygonum maritimum), ветвистое растение, которое укореняется прямо в песке и удерживает дюны от размыва. Эти растения — потомки древних прибрежных экосистем, с удивительной “инженерией выживания”, выработанной за века борьбы с солнцем, солью и ветром. Например:

— Морская лаванда Галилеи (Limonium galilaeum) — та, что с розовыми соцветиями, умеет “пить” воздух. Её листья покрыты мелкими железами, которые выводят лишнюю соль наружу, оставляя на поверхности серебристый налёт. Благодаря этому растение не пересыхает, даже когда корни постоянно в солёной воде.

— Израильская паронихия (Paronychia palaestina) выглядит словно обсыпана инеем — это не украшение, а отражающая защита от солнца. Её листья покрыты тонкой плёнкой серебристых чешуек, которая отражает солнечные лучи и уменьшает испарение.

— Морской спорыш (Polygonum maritimum) прячет свои стебли в песке, а корни у него — как якоря: длинные, разветвлённые и очень прочные. Они удерживают растение, даже когда дует сильный прибрежный ветер и движется песок.

— А жёлтый морской мак (Glaucium flavum) — единственный из “прибрежных маков”, способный расти прямо на дюнах. Его сок ядовит для животных, поэтому листья не трогают даже козы, а корни уходят так глубоко, что достают до подземной влаги.

Ахзив — одно из немногих мест, где море, песок и растения ещё живут в естественном ритме, и где каждый шаг по мягкому дну кажется частью этой хрупкой гармонии между человеком и природой.

Побережье Ахзива — это мир, где море и скалы переплелись, создавая десятки маленьких бухт, укрытых от ветра. В песчаниковых расщелинах у самого берега живут крабы и мелкие кальмары, морские ежи и анемоны, которых здесь называют “морскими розами”. Вода прозрачна, и если заглянуть в прибрежные лужицы, видно, как под камнями шевелятся маленькие полипы, а среди водорослей прячутся крохотные рыбы.

Летом, в июле и августе, сюда выходят морские черепахи, те самые, что возвращаются на тот же берег, где когда-то вылупились. Они откладывают яйца в тёплый песок, и ночью, под лунным светом, маленькие черепашки пробегают к морю — это зрелище, которое навсегда остаётся в памяти.

Неподалёку от берега виднеются два острова — верхушки подводного песчаного хребта. Это закрытый морской заповедник: летом там гнездятся чайки, а под водой, у подножья рифа, скрыт глубокий каньон. В его пещерах водятся крупные рыбы, такие как локус, и можно увидеть остовы затонувших кораблей, превращённых временем в подводные сады.

Южная часть Ахзива — это лазурная бухта, где швартуются яхты и аквалангисты готовят снаряжение. Здесь запрещена рыбная ловля, зато море чистое и спокойное. На берегу — два пляжа: пляж заповедника и Банана Бич. Только на них есть спасатели, душевые и всё для отдыха — от киосков до мест под палатки. Всё остальное побережье — дикая красота, где море живёт своей жизнью, такой же древней, как и сам Ахзив.

Между Ахзивом и Акко на прибрежных трассах нередко бывают заторы, поэтому можно выбрать путь через город Наария — и заодно познакомиться с его историей. Город был основан в 1935 году еврейскими иммигрантами из Германии, купившими землю у арабской семьи Туэйни. Инициатором проекта стал инженер и агроном Селиг Соскин, один из пионеров сионистского земледелия, который мечтал создать у моря современное поселение, основанное на европейской организации труда и эстетике. Первые жители пытались заниматься сельским хозяйством, но вскоре поняли, что климат и песчаные почвы не позволяют развивать фермерство, и обратились к другой идее — создать на северном побережье курортный город.

Так родилась Наария — приморский город с белыми домами, прямыми улицами и чистым воздухом, куда потянулись отдыхающие со всей страны. С начала 1940-х годов здесь начали строиться пансионы и гостиницы, многие из которых создавались не просто как бизнес, а как культурная часть сионистского проекта: новая архитектура, новый стиль отдыха и новое отношение к человеку и пространству. Одной из первых гостиниц стала «Эден». Её архитектура отражала идеи того времени — простота форм, светлые фасады, функциональность и рациональность немецкой школы, соединённые с местным климатом и средиземноморским светом.

«Эден» стала символом молодой Наарии: отель у моря, построенный людьми, которые верили, что возрождение земли возможно не только через труд на полях, но и через создание новых мест для отдыха, общения и вдохновения. Белые стены, голубые буквы и морской ветер — всё здесь говорило о новом образе Израиля, рождающемся на северном берегу, между Ахзивом и древней Акко.

Парковка у старого города Акко (Old Acre Parking) — главная и самая удобная для начала прогулки по историческому центру. Она расположена у западного входа, рядом с крепостными стенами и музеем подземных ходов. Парковка работает ежедневно с 08:00 до 19:00 (иногда до 22:00 в сезон и по пятницам летом). Оплата почасовая — около 6 ₪ в час или 30 ₪ за весь день, принимаются карты и приложения Pango и EasyPark.

В пятницу с утра и до первых часов полудня парковка часто полностью заполняется — в это время в Акко приезжают экскурсионные автобусы и местные жители на рынок. Если мест нет, стоит переехать на городскую парковку, отмеченную как точка № 12 в путеводителе по Ахзив – Акко — она находится чуть дальше, у восточного въезда в город и почти всегда свободна.

Отсюда начинается основная часть маршрута — через ворота старого города к Хану аль-Умдан, морскому порту и улочкам базара.

Муниципальная парковка на улице Йегошафат расположена рядом с восточным въездом в Акко, недалеко от городского рынка и пешеходного моста к старому городу. Здесь бордюры окрашены в сине-белый цвет — это означает платную муниципальную парковку, действующую по будням с 08:00 до 19:00, а по пятницам обычно до 14:00. Стоимость — около 5–6 ₪ в час. Оплатить можно через приложения Pango, Cellopark или EasyPark, выбрав зону Акко (עכו).

Улица названа в честь долины Йегошафат — символического места суда и встречи народов в библейской традиции, что отражает древнюю многослойность Акко, где пересекались религии и цивилизации. Парковка на Йегошафат удобна, если основная стоянка у старого города переполнена: отсюда легко дойти до восточных ворот за 5–7 минут пешком.

Прежде чем войти в старый город, стоит остановиться у моря и посмотреть на один из самых загадочных символов Акко — Мушиную башню. Она стоит на небольшом рифе у входа в древний порт, словно обломок ушедшей эпохи, который всё ещё хранит память о мореходах и штормах. Башня была частью волнореза, защищавшего гавань. Во времена Римской империи здесь располагался маяк, указывавший путь кораблям. В эпоху крестоносцев к башне крепилась массивная цепь, преграждавшая вход в порт врагам.

Свое причудливое имя башня получила в Средние века. Существуют разные версии его происхождения. Одна из них связывает название с древним библейским городом Экрон, где, по преданию, поклонялись божеству по имени Зевув — «повелитель мух». С тех пор в народной традиции Мушиная башня стала своеобразным символом Акко — города, в котором древность, миф и реальность слились в одно.

У подножья Мушиной башни, у самого моря, находился прибрежный участок за пределами крепостных стен. Перед входом в город здесь была естественная полоса побережья, где поили и купали лошадей — отсюда и название Хоф ха-Сусим, «Пляж лошадей».

В середине XX века к этому берегу отбуксировали корпус судна «Теодор Герцль». Корабль вышел 2 апреля 1947 года из французского порта Сет с 2 641 пассажиром — еврейскими беженцами, направлявшимися в подмандатную Палестину. 13 апреля он был перехвачен британским флотом у побережья страны; трое пассажиров погибли, многие были ранены. Судно доставили в порт Хайфа, а иммигрантов депортировали в лагеря на Кипре. Позднее корпус продали на металлолом, и часть остатков оказалась затоплена у побережья Акко. В 2006 году эти обломки были окончательно убраны, и сегодня на их месте устроен городской пляж с пологим песчаным дном.

Сухопутные ворота — единственный сохранившийся вход в старый город Акко со стороны суши. Они были построены в конце XVIII века по приказу Ахмеда аль-Джаззара, правителя города в османский период, превратившего Акко в мощную крепость. Первоначально ворота имели двойную структуру: внешний арочный проём с массивными деревянными створками, покрытыми железными шипами, и внутренний проход, ведущий к охраняемому двору. Между ними располагался караульный пост, контролировавший вход и выход.

Железные шипы на воротах служили не украшением, а элементом защиты. При ударе тарана они принимали на себя основную силу, разрушали наконечник, мешали направленным повторным ударам и распределяли давление по поверхности, предотвращая раскалывание дерева. Иногда их устанавливали под углом, чтобы часть энергии удара уходила в стороны. Такая конструкция была типична для укреплений Восточного Средиземноморья, где ворота считались самым уязвимым участком обороны.

Через Сухопутные ворота проходили османские войска, а в 1799 году здесь отражали наступление армии Наполеона. В XIX веке ворота служили главным въездом для торговых караванов и паломников, направлявшихся к рынкам и складам. В период британского мандата через них въезжали военные машины и охрана тюрьмы. Над аркой сохранилась мраморная плита с османской надписью, увековечивающей имя аль-Джаззара. Сегодня эти ворота остаются одной из самых узнаваемых точек старого города, откуда начинается путь внутрь Акко.

Здание, стоящее у Сухопутных ворот, возведено в османский период, когда Акко был укреплён и перестроен при Ахмеде аль-Джаззаре. Оно построено из местного известняка в характерном для позднеосманской архитектуры стиле: массивные стены, ровные пропорции, окна с каменными перемычками и карниз, проходящий по периметру. Архитектор не известен — подобные сооружения строились по типовым планам инженерных управлений османской администрации.

Первоначально здание служило для административных нужд — здесь размещались чиновники, ответственные за сбор налогов и охрану городских ворот. Позднее, в период британского мандата, в нём действовал учебный корпус, а после создания Государства Израиль — здание использовалось как здание мирового суда.

С середины 2000-х годов здесь работает бутик-отель «Аккотель». Реставрация была выполнена с сохранением оригинальных элементов фасада — каменных перемычек, оконных решёток и массивного портала. Сегодня здание считается одним из лучших примеров сохранённой административной архитектуры позднеосманского Акко, стоящей прямо у входа в город, где история переходит в повседневность.

Это здание расположено сразу за Сухопутными воротами, на улице, которая в османский и мандатный периоды была главной торговой артерией города. Дом построен из местного известняка в конце XIX — начале XX века и представляет собой пример жилой и коммерческой архитектуры позднего османского времени.

Нижний этаж, с широкими проёмами и массивными перемычками, использовался под лавки и склады — характерная особенность торговых домов Акко того времени. Второй этаж был жилым: высокие арочные окна, ставни и небольшие балконы указывают на городской комфорт и заимствование европейских элементов, особенно итальянских и французских мотивов, которые входили в моду в портах Восточного Средиземноморья.

Незавершённые бетонные плиты балконов — результат строительных приёмов 1920–1930-х годов, когда под влиянием новых технологий (армированный бетон) строители делали консоли с запасом — под будущее расширение или украшение, которое часто так и не завершали. Подобные «полубалконы» встречаются и в Хайфе, и в Яффо, особенно в зданиях, где позднее менялась функция: лавки превращались в мастерские, а жилые помещения сдавались.

Дом на улице Салах ад-Дин отражает переходный период в облике Акко — между восточной плотной застройкой старого города и более открытой, модернизированной архитектурой мандатного времени.

Погружаясь в старый Акко, можно проследить, как город развивался от XVI до XVIII века — от первых османских строителей до эпохи автономных правителей Галилеи. Эти века связали между собой три фигуры — Синан-пашу, Дар аль-Омара и Ахмеда аль-Джаззара, каждая из которых оставила конкретные следы в облике и экономике города.

Во времена Синан-паши (около 1560–1580 гг.), наместника Сидона и Галилеи, Акко лежал в руинах после мамлюкского разрушения. Паша восстановил часть укреплений, очистил гавань, построил башни и основал мечеть аль-Бурдж у морского бастиона. Именно тогда город вновь стал действующим портом, через который шли грузы из Галилеи и внутренних районов. В горах, в то же время, развивался Цфат — центр шерстяной промышленности. Сюда после изгнания из Испании переселились мастера-ткачи, которые создали развитое производство тканей из овечьей шерсти: от грубых бурд до тонких абай. Продукция Цфата отправлялась через Акко в порты Сирии и Египта. Так Синан-паша фактически восстановил торговую связь между горами и морем — между Цфатом, как производственным центром, и Акко, как выходом на внешние рынки.

Спустя два века, при Дар аль-Омаре аз-Заидане (около 1690–1775 гг.), эта связь превратилась в основу экономической автономии Галилеи. Дар аль-Омар происходил из клана заиданитов, объединил Тверию, Назарет, Цфат и побережье, установив почти независимое управление. Он укрепил Акко, построил стены, дворец и мечеть аль-Муацзам, наладил сбор налогов и торговлю продукцией Галилеи — зерном, маслом, тканями и шерстью. Акко стал административной столицей региона.

После гибели Дар аль-Омара власть перешла к Ахмеду аль-Джаззару (1775–1804), который довёл проект укрепления города до системного масштаба. Он построил мечеть аль-Джаззар, хаммам, караван-сараи, акведук и полностью перестроил крепость, превратив Акко в стратегическую цитадель Османской империи.

Так три этапа — восстановление при Синан-паше, автономия при Дар аль-Омаре и централизация при аль-Джаззаре — определили путь города. Улицы вокруг рынка и прибрежные кварталы, которые мы видим сегодня, выросли из этой последовательности — от шерстяных тканей Цфата до каменных укреплений Акко, где торговля и оборона стали двумя сторонами одной истории.

Белый рынок Акко был построен Сулейманом-пашой аль-‘Адилем в 1817 году, в конце его наместничества. До этого на том же месте стоял старый базар Дахера аль-Омара, насчитывавший около 110 лавок — главный торговый центр города и всего севера Палестины. Английский путешественник Джон Силк Бакингем, посетивший Акко в 1816 году, оставил подробное описание этого рынка.

В 1817 году здесь произошёл пожар и взрыв — по рассказу биографа Ибрагима аль-‘Уды, в лавке торговца по имени Ацлан загорелся кальян, искра попала на бочки с порохом, выставленные на продажу. Взрыв уничтожил несколько рядов лавок, унёс жизни десятков людей и вызвал сильный пожар. После катастрофы Сулейман-паша приказал снести руины и отстроить рынок заново. Новый базар получил 64 лавки, каменные своды и побелённые стены — отсюда его название Сук аль-Абьяд, «Белый рынок».

Во время осады Акко войсками Ибрахима-паши Египетского в 1831–1832 годах рынок снова пострадал от артиллерии. Несмотря на разрушения, в XIX веке Белый рынок продолжал считаться одним из лучших на восточном побережье, его даже сравнивали с рынками Дамаска.

Фотографии конца османского периода подтверждают, что Белый рынок оставался основным торговым центром города. Его значение уменьшилось лишь в период британского мандата, когда в городских стенах пробили новые проходы и потоки торговли сместились. Сегодня рынок вновь живёт — в его сводах работают лавки, кафе и закусочные, где пахнет бурекасами, фалафелем и свежим соком.

Современная базарная улица Акко, идущая от Белого рынка к морю, — это сердце старого города, продолжение той самой торговой оси, что существовала здесь ещё во времена крестоносцев. Тогда по этому пути шла Королевская улица (Via Regia) — главная артерия латинского города, соединявшая порт с административными и торговыми кварталами. После разрушения Акко мамлюками в 1291 году улица оказалась под слоями руин и почти пять столетий оставалась скрытой.

Когда в XVIII веке Дахер аль-Омар начал возрождение города, он фактически «прочертил» заново тот же маршрут: от порта через торговые ряды к воротам. На месте древней Via Regia появилась новая главная улица — Сук аль-Амами (или Турецкий рынок), ставшая продолжением Белого рынка. Именно вдоль неё Дахер и его преемник Ахмад аль-Джаззар сосредоточили городскую жизнь. Здесь располагались лавки, хаммамы, караван-сараи и постоялые дворы.

В конце XVIII века по приказу аль-Джаззара был построен крытый рынок — прообраз сегодняшнего Турецкого базара. Его каменные своды, мощёные плиты и узкие проходы напоминали о планировке старого крестоносного города, где каждая лавка имела выход на главную улицу. Таким образом, современная ось базаров Акко частично совпадает с направлением средневековой Королевской улицы.

После 1948 года рынок пришёл в упадок, но сохранил свой характер. Сегодня Сук аль-Амами и прилегающие к нему переулки вновь ожили: под прозрачными крышами из поликарбоната тянутся лавки с пряностями, тканями и сувенирами. На мощёных плитах, отполированных веками шагов, продают изделия местных ремесленников, керамику, кальяны, оливковое масло и фалафель. Здесь, среди запахов кофе и кориандра, можно почувствовать ту самую непрерывность времени — от крестоносцев до наших дней.

Рыбный рынок Акко — место, где старое Средиземноморье чувствуется без слов. С раннего утра сюда приходят рыбаки из прибрежных деревень — Мазраа (المزرعة), Аль-Басс, Аль-Минар и Дждеида-Макр. Эти поселения существовали и тогда, когда сам Акко лежал в руинах: море оставалось их домом и кормильцем.

На прилавках можно увидеть привычных обитателей местных вод:

– Султанка (султан ибрагим) — небольшая красновато-розовая рыба с двумя усиками под нижней челюстью и яркой золотой полосой вдоль тела. В Акко её часто жарят на оливковом масле с лимоном и чесноком, иногда запекают в духовке с кориандром и перцем.

– Лаврак (луц) — серебристая рыба с вытянутым телом, крепкой чешуёй и большим ртом. Её обычно запекают целиком на гриле или в соли, иногда подают с тхиной и оливковым маслом.

– Дорадо (спарос) — узнаётся по округлому телу и золотой полоске между глазами. Её жарят на углях или готовят с травами в томатном соусе по-ашамски.

– Кефаль (бура) — серая рыба с тёмными поперечными полосами и плотным мясом. Её коптят или маринуют в рассоле — старый способ хранения рыбы у рыбаков залива.

– Сарган (саян) — длинное тонкое тело с острым клювообразным ртом и зеленоватой костью. Обычно её жарят целиком или тушат с луком и лимоном.

– Креветки (гарид) — варят или жарят в панцире с чесноком и перцем, подают с лимоном.

– Крабы (саратан аль-бахр) — небольшие, с синими клешнями; мясо используют для супа или фаршируют панцири хлебом и травами.

Такой рынок — не просто торговое место. Это продолжение порта, живой календарь моря, где улов рассказывает, какой сегодня день и с какого ветра пришла волна.

Когда мы спускаемся по базарной к центру рынка, перед нами открывается арка с зелёными надписями — вход в мечеть аль-Рамль. Это одно из древнейших культовых зданий Акко нового времени. Мечеть была построена в 1702 году. Её возведение заказал хадж Мухаммад Абу аш-Шайх Халиль аш-Ша‘би — богатый житель Акко, чьё имя увековечено на каменной надписи над входом. Впоследствии в его честь мечеть стали называть и мечетью аш-Ша‘би.

Название аль-Рамль — «песчаная» — связано, с участком земли, на котором она стояла: в XVIII веке это была полоса, где песок перемешивался с руинами старого города. Здесь, между портом и рынком, проходила старая центральная улица времён крестоносцев. Именно вдоль неё в эпоху Дахера аль-Омара и Ахмада аль-Джазара вновь поднимались стены, выравнивались улицы и рождался османский Акко — город, выросший прямо на костях средневекового.

Мечеть аль-Рамль занимает особое положение: её вход выходит прямо на базарную артерию. Так и задумывалось — чтобы торговля, молитва и общественная жизнь не существовали порознь. Здесь мусульмане останавливались во время покупок, совершают омовение у входа, заходят на молитву, и возвращаются к делам. В пятницу, когда звучит азан на джума, торговля стихает, а сама мечеть становится центром всего рыночного квартала.

Место, где стоит мечеть, имеет глубокую историческую память. До неё здесь находилась церковь крестоносцев — одно из храмовых зданий, располагавшихся вдоль того же пути, ведущего от морских ворот к внутренним кварталам. После ухода крестоносцев храм разрушился, но святость места, как часто бывало в Акко, не исчезла, а лишь сменила форму.

Со временем к мечети добавился хаммам аш-Ша‘би — общественная баня, принадлежавшая тому же вакфу. Она обслуживала не только прихожан, но и торговцев, паломников, моряков — всех, кто жил и работал рядом с рынком. Так рынок и мечеть жили одним дыханием: в утренние часы рыбаки приносили улов, к полудню звонил муэдзин, а после молитвы снова открывались лавки.

Эта часть города — от аль-Бурдж до аль-Рамль — показывает, как Акко возрождался: не с дворцов и крепостей, а с улиц, по которым шли люди, где пахло солью, специями и горячим хлебом.

Ароматный участок базара Акко — это его сердце. Здесь запахи лаврового листа, сушёного шалфея, куркумы и жареного арахиса сливаются в густую волну, которая окутывает улицы. Эти специи и травы — не просто приправы, а язык местной кухни, מטבח ערבי א-שם — кухни Галилеи, северного побережья, где вкус строится на земле, море и солнце.

Лавровый лист здесь используют не только в супах и рагу — им ароматизируют рыбу, маринады, даже кофе. Шалфей — местная гордость: его листья заваривают как чай, смешивая с мятой и чабрецом, а также добавляют в мясо и тушёные блюда, считая, что он «успокаивает желудок и душу». Куркума окрашивает всё — от риса до супа из чечевицы, придавая блюдам тёплый золотистый оттенок и лёгкий запах земли после дождя. Арахис — не просто закуска: из него делают тахину с орехами, халву, сладости и соусы к рыбе.

Но главное здесь — не специи сами по себе, а живая традиция, в которой каждая пригоршня — это жест памяти. В Акко кулинария всегда была семейной и общинной. Хозяйки идут на базар не за рецептом, а за вдохновением — обсуждая, какой тимьян лучше для заатар, где сегодня свежий орегано, и кто привёз настоящий шафран. Эти разговоры и запахи — как продолжение жизни самого города, где еда, молитва и торговля переплетаются, как ветви лавра под солнцем над морем.

Фруктово-овощной базар Акко — это живая память кухни аш-Шам, той самой, что объединяет Сирию, Ливан, Галилею и побережье. Здесь, под пологом рынка, продают всё, чем издревле славился плодородный север страны — виноград, баклажаны и бамию.

Виноград — особая гордость. Среди ящиков можно найти старые сорта, такие как халвани — с крупной, мясистой ягодой, напоминающей по форме «коровий сосок». Его название происходит от слова «халва», ведь ягоды такие же сладкие, как восточная сладость. Другой сорт — скоти, балади, то есть исконно местный. Зелёный, гладкий и сочный, он растёт в Галилее и Хевроне, где его называют эль-Халили. Из него делают изюм, соки и белое монастырское вино в Кармизане, к югу от Иерусалима. Эти сорта существовали задолго до новых европейских лоз и были важной частью крестоносных виноградников, когда из Акко шло вино на запад.

Дальше на прилавках блестят баклажаны — маленькие и крупные. Маленькие, круглые, с плотной мякотью — их наполняют смесью мяса, риса и специй, заливают томатным соусом и тушат до мягкости. Такая традиция идёт ещё от кухни крестоносцев, где фаршированные овощи считались блюдом статуса. Крупные, тёмные, с блестящей кожурой — балади, «деревенские». Их запекают на углях, чтобы приготовить баба гануш — крем из баклажанов, тахины, чеснока и лимона, без которого не обходится ни одно застолье в Акко.

А вот бамия — зелёные стручки, похожие на маленькие факелы, — пришла сюда с караванами из Египта и Судана. Её тушат с бараниной, томатами и чесноком, подают с рисом, и именно этот аромат — густой, слегка кисловатый — мгновенно выдаёт дом, где готовят по-настоящему. На рынке Акко запах бамии смешивается с виноградной сладостью и дымком от жареных баклажанов — и в этом есть весь Левант, его прошлое и настоящее.

«Хумус Саид» — одно из самых известных заведений Акко и, пожалуй, самое уважаемое среди любителей настоящего хумуса. Его основал Саид Абу Халаф в 1970-х годах, и с тех пор место стало символом старого города. К нему с раннего утра тянутся очереди местных жителей и приезжих со всей страны.

Хумус здесь готовят ежедневно, ранним утром. Основу составляют тёплый, мягкий нут, тахина, лимонный сок, оливковое масло и немного соли. Всё смешивается вручную, как делали это в арабских домах Галилеи. Блюдо подают с горячей питой и четвертинкой сырого лука — просто, без украшений и добавок.

«Хумус Саид» известен своей точностью вкуса: ничего лишнего, никакой моды — только равновесие между нутом, тахиной и лимоном. К полудню хумус обычно заканчивается, и двери закрываются до следующего утра.

Часы работы: воскресенье–пятница, 6:00–14:30 Выходной: суббота Телефон: +972 4-991-3945

Чеканные изделия из латуни и бронзы, традиционные для ремесленной культуры Акко. Такие предметы, как ступки, кувшины, чайники и курильницы, изготавливались здесь веками, когда город был крупным торговым и ремесленным центром Восточного Средиземноморья.

Акко славился мастерами, которые работали с металлом ещё со времён османов. Основу ремесла составляли арабские и турецкие мастера, передававшие секреты чеканки по наследству. Они украшали предметы быта орнаментами — растительными, геометрическими, иногда с элементами надписей. Эти узоры несли не только декоративное значение, но и символику достатка и гостеприимства.

Еврейская традиция в этом ремесле появилась в семнадцатом веках, когда еврейские ремесленники, переселялись в Акко из Цфата. В частности, в Акко в 1920–1930-е годы действовали еврейские мастерские по ремонту металлических изделий и изготовлению посуды.

Со временем чеканка стала еврейским делом и самая известная из потомственных семей мастеров чеканки это семья Миро.

Когда базарный шум постепенно стихает и мощёные улицы Акко начинают петлять к морю, пространство словно меняется — торговля уступает место тишине и зелени. Это район улиц Юлиус Кейсар и Фахр ад-Дин, где старинные дома скрывают внутренние дворики, а лозы винограда образуют живые своды над головами прохожих.

Такие зелёные оазисы — не случайность. В старом Акко каждый клочок земли имел значение, и традиция сажать виноград у входа в дом или во внутреннем дворике уходит ещё в османскую эпоху. Виноград не только давал тень и прохладу, но и служил символом изобилия и благословения. Даже в узких переулках растения выращивали в глиняных и каменных вазонах, создавая маленькие сады среди камня и соли.

Сегодня эти уголки стали своеобразной визитной карточкой старого города. Здесь живут художники, ремесленники, владельцы маленьких кафе. Сочетание зелени, старого камня и света, пробивающегося сквозь виноградные листья, делает эти улицы особенными — будто город, проживший тысячелетия, всё ещё умеет дышать морским воздухом и хранить жизнь внутри своих древних стен.

Эти тяжёлые двери — один из самых выразительных архитектурных символов старого Акко. Они сделаны из прочного дерева, усиленного металлическими пластинами и шипами, и служили одновременно знаком статуса, элементом обороны и символом уважения к дому.

В эпоху османов такие двери украшали входы состоятельных домов — купцов, судовладельцев, мастеров. Металлические шипы на них не только придавали силу конструкции, но и имели защитную функцию: они мешали выбить дверь тараном. Иногда шипы носили и значение оберега, отражая злые силы и дурной глаз.

Двойные кольца на дверях — важная деталь. В прошлом в мусульманских домах было принято иметь два кольца: одно для мужчин побольше, другое — для женщин поменьше, чтобы хозяева знали, кто стоит у двери по звуку удара кольца о дверь.

В Акко такие двери сохранились в старых кварталах рядом с портом и бывшими караван-сараями. Здесь, где дома стояли плотно и улицы были узки, дверь становилась визитной карточкой хозяина. Чем богаче была отделка и крепче металл, тем выше считался статус семьи. Сегодня эти двери — немой свидетель веков, в которых Акко жил на стыке торговых путей, культур и религий.

Старые проходы Акко, ведущие к морю, — это каменные коридоры, где сплелись страх и мудрость веков. После изгнания крестоносцев мусульмане, разрушившие город, долго не спешили возвращаться к морю: слишком свежа была память о бедах, пришедших с его стороны. Только с возрождением морской торговли в эпоху Османской империи Акко вновь повернулся к воде — но осторожно, с недоверием.

Тогда вдоль улиц, ведущих к порту, появились укреплённые арки, тяжёлые ворота и узкие тоннели, подобные этому. Они служили не только защитой от внешней угрозы, но и способом контролировать поток людей и товаров. Город жил за счёт торговли, и чтобы собирать налоги, нужно было знать, кто вошёл и кто вышел. Поэтому проходы стали своеобразными таможенными коридорами, где безопасность сочеталась с экономическим расчётом.

Так Акко, веками охранявший себя от моря, научился жить с ним — не доверяя до конца, но понимая, что без него не будет жизни.

Эти сводчатые тоннели в Акко — немое напоминание о времени, когда город жил в ритме порта. Они проходили под мощными постройками, соединяя внутренние кварталы с морем, и служили главными артериями торговли. Здесь шла разгрузка кораблей, гружённых специями, тканями, оливковым маслом и зерном, а вдоль тоннелей выстраивались бесконечные ряды складов — тёмных, прохладных, пахнущих солью и морем.

В эпоху Османской империи эти ходы имели стратегическое значение: товары поступали прямо в город, минуя открытые улицы, что облегчало контроль за пошлинами и защиту от грабежей. Сегодня сквозь эти коридоры, где когда-то гремели телеги и ругались носильщики, виден выход кпорту. Он напоминает, что история Акко всегда тянулась к морю, даже когда город пытался от него закрыться.

Порт Акко — древняя гавань, где сходились пути Востока и Запада. Ещё во времена финикийцев здесь бросали якорь корабли, гружённые вином, маслом и пурпуром. Позже порт стал воротами в Святую землю, куда прибывали крестоносцы и паломники со всей Европы. В XIII веке именно отсюда отправлялся в свои путешествия Марко Поло, покидая Святую землю в сторону Китая. А несколькими веками ранее, в XII веке, сюда прибыл знаменитый еврейский путешественник Биньямин из Туделы — он описал Акко как процветающий порт с многочисленным еврейским населением и бурной торговой жизнью.

После падения крестоносцев город долго лежал в руинах, пока при османах Ахмед аль-Джаззар не восстановил его как важный морской узел. Сегодня порт Акко — это не крепость и не торговый центр, а место, где лодки с яркими бортами покачиваются на волнах у древних стен, сохраняя дух великих путешествий.

Эти каменные руины у воды — всё, что осталось от средневековых укреплений порта Акко. Когда-то здесь возвышались мощные башни и стены, защищавшие гавань, а между ними натягивали огромную железную цепь, перекрывавшую вход в порт. Её можно было поднять, чтобы преградить путь вражеским кораблям, или опустить, пропуская союзные суда. Подобные цепи использовались и в других портах Средиземноморья — например, в Константинополе и Родосе.

Через этот порт в Святую землю входили величайшие рыцари Европы. В 1191 году сюда прибыл король Ричард Львиное Сердце во время Третьего крестового похода. Через несколько лет вслед за ним вошёл французский король Людовик IX Святой, для которого Акко стал последней базой.

Сегодня порт носит имя Зеэва Фрида — командира военно-морских сил «Хаганы» в Галилее. В 1947 году он руководил операциями по снабжению и эвакуации еврейских поселений во время боёв за независимость. Фрид погиб в море у берегов Акко, и в память о нём старый порт получил его имя — как символ преемственности морской судьбы города, где когда-то вставали на якорь короли и рыцари, а теперь борцы за свободу нового Израиля.

Это — одна из самых неожиданных и символичных витрин современного Акко. Когда-то здесь была обычная лавка всякой всячины — немного безвременная, как и сам рынок старого города. Продавали всё, что угодно: открытки, безделушки, пластмассовые украшения, дешёвые духи, кепки, зонтики. Место, где торговля держалась не на дизайне, а на традиции и псевдоаутентичной дешевизне для туриста.

Теперь лавка утопает в розовых цветах — словно кадр из инстаграма, перенесённый в древний каменный город. Она, правда, вскользь претендует на популяризацию Ум Кульсум и арабской секулярной левантийской культуры, но это не просто эстетика, а отражение последних перемен. Ещё несколько лет назад подобное оформление вызвало бы бурю негодования — «позор семье», «западное влияние», «уподобление чужим». Сегодня же это маркетинговое послабление вызвано нуждой, но горе тому, кто решит, что это символ нового поколения, для которого границы между Востоком и Западом размываются.

Они не исчезнут никогда. Но если одни готовы, как и всегда, поверить в то, что пришло время: «Мир, дружба, жвачка!», то они неизменно станут жертвой тех, для кого временное послабление лишь укрепляет веру в близость окончательного триумфа единственно верной веры, посланник которой пришёл в пески аравийской пустыни около пятнадцати столетий назад.

Есть в Акко и другая, куда более глубокая сторона городских перемен — не гламурная, а подлинная. Как, например, эта инициатива на старой улице, идущей вдоль моря. Город, выросший из мусульманской традиции, веками жил, отвернувшись от моря, опасаясь его и не вступая с ним в диалог. Даже улицы, что шли вдоль берега, отделялись от него стенами домов, словно между людьми и морем пролегала культурная граница.

Эта улица — как раз такая. Она возникла на руинах кварталов крестоносцев, которые после разрушений больше никогда не были восстановлены полностью. Сегодня городские власти Акко нашли способ вдохнуть сюда жизнь: среди древних камней появились арт-объекты, цветы, зеркала, фрагменты керамики и символы моря — якоря, штурвалы, зелень, словно прорастающая сквозь время.

Здесь не продают сувениры и не устраивают ярмарок. Это скорее попытка примирения — между старым и новым, между морем и городом, между теми, кто жил за стенами, и теми, кто смотрел за горизонт.

Улица Салах и Басри — короткий проход, который соединяет порт и район маяка. В османское время здесь были руины, оставшиеся от крестоносцев. Когда город начали заново отстраивать, нужно было просто проложить путь между складами у моря и маяком. Так появилась эта улица — узкая, с воротами, где контролировали движение и сбор налогов.

Позже, когда в Акко укрепилась торговля, недвижимость в этом районе стали покупать богатые семьи. Среди них — Салах и Басри. Первая местная, вторая — с корнями из Басры в Ираке. Название улицы сохранило их имена, как знак того времени, когда каждая семья имела свой дом, двор и проход.

Сегодня здесь снова идёт борьба за пространство. Старые здания превращаются в гостиницы и бутики, но процесс непростой. Местные жители не спешат продавать развалины чужакам, и новый облик города рождается медленно — между прошлым и настоящим, как всегда в Акко.

Во времена крестоносцев на этом месте стоял огромный замок тамплиеров — мощное укрепление, выходившее к самому морю. Его нижние ярусы и сегодня видны под водой: массивные фундаменты и затопленные стены, сохранившие очертания былой твердыни. После разрушения Акко замок так и не восстановили, и море постепенно поглотило его руины.

Первый маяк появился здесь лишь в 1864 году — поздно, если учесть, что к тому времени Суэцкий канал уже почти действовал и морская навигация переживала бурный расцвет. Турки спешили наверстать отставание, и новый маяк стал символом их возвращения к морю. Современная башня была возведена в 1912 году: бетонная цилиндрическая конструкция высотой около десяти метров с фонарём, поднимающимся над уровнем моря на шестнадцать метров. Свет маяка — две белые вспышки каждые семь секунд, видимые на десять морских миль.

У подножья маяка постепенно возникли кафе, лавки и мастерские, а позже — небольшие рестораны и рыбные забегаловки. Потомки первых владельцев этих заведений работают здесь и сегодня, продолжая ту же морскую жизнь, что и века назад — между древними стенами и бесконечным горизонтом.

Возле маяка в Акко есть крошечный ресторан, который будто собран из чужих воспоминаний. На стене — ржавые таблички: Боб Марли поёт рядом с Бартом Симпсоном, кот в очках соседствует с Чарли Чаплином, а надпись Never Say Never висит между старыми автомобильными номерами и лицом Эйнштейна. Всё это кажется хаосом, но стоит присесть на зелёную облупившуюся скамейку — и понимаешь, что в этом хаосе есть гармония. Здесь время застыло между смехом, музыкой и мечтой, а запах моря словно добавляет к этой коллекции собственный, самый честный штрих.

Хумус Эль Абед Абу Хамид — небольшое семейное место у старого маяка в Акко. Здесь продолжают готовить так, как делали это в городе веками. Семья Абу Хамид живёт в Акко уже больше трёхсот лет, и кухня этого дома — часть большой традиции аш-Шам, охватывающей Сирию, Ливан, Палестину и Иорданию.

Эта кухня строится не на точных рецептах, а на памяти и чувстве меры. Основу составляют йогурт, тахина, бобовые и зерновые, свежие и приготовленные сезонные травы — хобейза, млухия, виноградные листья. Но главное — пряности. Они задают характер блюда и делают его местным. В Акко традиционный набор — перец, корица, мускатный орех, гвоздика, кардамон, имбирь и английский перец. Каждая семья держит свою пропорцию, свой вкус.

Арин Абу Хамид Курди унаследовала это знание от тёти Муниры. Она говорит, что не повар — просто хранит то, чему её учили. В традиционной арабской семье женщине трудно стать лицом дела. Готовить — можно, управлять — почти нет. Но Арин открыла хумусию на месте, где когда-то работал её отец, и сделала это спокойно, без лозунгов.

Такие истории возможны именно в Акко. Здесь всё перемешано: языки, запахи, обычаи. Еврейские идеи равенства и открытости понемногу входят в арабскую среду — не через споры, а через повседневность, через кухню. И потому “Эль Абед Абу Хамид” — не просто место, где подают хумус. Это продолжение того, как город живёт: медленно, настойчиво, сохраняя вкус, который не меняют, потому что он уже правильный.

Хумусия расположена у подножия маяка старого города Акко, в нескольких шагах от моря и городских стен. Обычно она работает с воскресенья по субботу, с 8:30 до 16:00, но часы могут меняться в зависимости от сезона, праздников и семейных обстоятельств — здесь всё по-домашнему, без жёсткого расписания.

В середине XVIII века Акко стоял на переломе — из руин крестоносцев и песка поднимался новый город. После веков запустения его возродил человек по имени Дахер аль-Омар, бедуинский эмир из рода Заидани, чьё имя до сих пор произносят с уважением. Он понял, что море — не угроза, а путь к богатству. И начал строить стены, но не для защиты от шторма, а чтобы контролировать гавань, сделать город воротами Галилеи. Так Акко снова стал смотреть на Европу.

Чтобы привлечь купцов, Дахер открыл город иностранцам — французам, венецианцам, греческим и армянским христианам. Впервые за много веков здесь вновь зазвучали колокола. Францисканцы, изгнанные после падения Акко в XIII веке, вернулись и получили разрешение построить церковь. Они выбрали место у старого маяка, где когда-то стояла церковь Святого Андрея. Руины сохранились — камни, полустёртые арки, следы алтаря. Но францисканцы не стали восстанавливать древний храм: они построили новый, церковь Святого Иоанна Крестителя, на тех же камнях, но по-другому — с западным фасадом, башней и звонницей.

Так в Акко соединились два мира — христианский и мусульманский, восточный и западный. Под стенами, возведёнными Дахером аль-Омаром, звучала латинская месса. А за ними — на морском ветру — стояла новая башня церкви, словно знак того, что город, переживший крестоносцев, мамлюков и османов, умеет возрождаться из камня, не теряя памяти, но не повторяя прошлого.

Перед нами южная стена старого города Акко — участок, где город соприкасается с морем. Эти стены были возведены в XVIII веке по приказу Захира аль-Омара, чтобы превратить полуразрушенное поселение в укреплённый порт. Он закрыл город от моря, но именно так сделал возможным его возвращение к жизни: стены защищали от штормов, пиратов и османских налоговых инспекторов, а за ними снова закипела торговля.

Массивная кладка из известняка — это позднеосманская реставрация, но внизу, ближе к воде, можно различить старые, крестоносные блоки XIII века. Их вырубали вручную из тех же каменоломен, что и для строительства цитадели госпитальеров.

На дальнем горизонте — гора Кармель и современные контуры Хайфы. Этот вид мало изменился со времён, когда корабли из Венеции и Марселя шли к Акко под парусами, а францисканцы строили рядом церковь Святого Иоанна. Море здесь остаётся не фоном, а участником истории: оно одновременно грозило и спасало, питало и разрушало, и именно его присутствие сделало Акко городом, который всегда возвращается — из руин.

Современные стены Акко помнят бои османов, египтян и европейцев.

Во времена Дахера аль-Омара (XVIII век) стены укреплялись, чтобы удержать власть над городом и не допустить османские карательные экспедиции из северных портов в частности из Сидона. Позже Ахмад аль-Джаззар, его преемник, расширил укрепления и превратил Акко в одну из самых неприступных крепостей Восточного Средиземноморья. Он установил тяжёлые пушки — турецкие литые бронзовые орудия и британские трофейные пушки, закупленные у европейцев через торговцев из Марселя и Генуи.

Наибольшую славу Акко принёс 1799 год — осада Наполеона Бонапарта. Его французская армия подошла с суши и моря, рассчитывая прорваться через стены и открыть путь на Сирию. Но защитники крепости под командованием аль-Джаззара и британского адмирала Сидни Смита отразили нападение. На стенах стояли британские 18- и 24-фунтовые морские пушки, снятые с кораблей, а французские батареи били из осадных мортир. Сражение длилось два месяца, и поражение Наполеона под Акко стало поворотным моментом: Восток остался вне интересов империи.

Через сорок лет, в 1840 году, город снова подвергся обстрелу — теперь уже флотом британцев, австрийцев и османов, которые изгоняли египтян Ибрагима-пашу, сына Мухаммеда Али. Тогда впервые использовались современные нарезные пушки и корабельные бомбические орудия. Город был почти разрушен, но стены выстояли частично — те самые, по которым сейчас гуляют туристы.

Традиция прыгать в воду со стен Акко — живая часть морской культуры города, неофициальный, но узнаваемый ритуал, который передаётся из поколения в поколение. Её истоки восходят не к развлечению, а к морскому ремеслу. В портовом Акко рыбаки, в надежде заполучить для своих детей карьеру моряков, учили подростков прыжкам в воду именно здесь — у стен, где глубина достаточна для прыжка, а высота стен сроди высоте мачт. Уже в османские времена мальчишки прыгали с причалов и бастионов, соревнуясь в смелости и ловкости.

Прыжок со стены в Акко — это не просто игра, а проверка на отвагу. Среди местных он символизирует готовность «войти в море». Высота стены около шести–семи метров, и при хорошем ветре волна может отбросить прыгуна обратно к камням, поэтому важно выбрать момент — прыгают обычно только местные, знающие прилив и направление ветра.

Несчастные случаи, к сожалению, бывали — особенно среди туристов, которые не учитывали глубину и подводные скалы. Город неоднократно пытался установить предупреждения и ограничить доступ, но традиция жива: летом, особенно по пятницам, десятки подростков собираются здесь, и каждый прыжок сопровождается смехом, криками и аплодисментами.

Пизанский порт был одной из четырёх «европейских зон» Акко времён Второго Иерусалимского королевства (XII–XIII вв.) — наряду с кварталами венецианцев, генуэзцев и тевтонцев. Здесь, на южной оконечности старого города, у выхода к морю, пизанцы имели свой причал, склады и консульские помещения, а также небольшую церковь, вероятно посвящённую святому Николаю — покровителю моряков.

Расположение было выбрано не случайно: эта часть побережья защищена от северных ветров, но имеет удобный выход к открытому морю. Вдоль этого участка строились каменные причалы и башни, откуда отправлялись корабли в Пизу, Геную и Венецию. Именно здесь разгружались ткани, вино, оливковое масло и металл, а обратно в Европу уходили восточные пряности, стекло и сахар.

После разрушения города мамлюками в 1291 году порт пришёл в упадок и постепенно занесло песком. Во времена Дахера аль-Омара и Джаззара-паши (XVIII в.) старые сооружения использовались как основа для новых волнорезов и укреплений. Камни пизанского порта вошли в состав стен, видимых сегодня: они буквально встроены в нижние ряды кладки южного бастиона.

Сегодня этот участок — тихое место у моря, где туристы видят лишь каменные платформы и лестницы, ведущие в воду. Но под ними — слой крестоносной истории: порт, где когда-то стояли корабли с красным крестом Пизы, один из четырёх ключей к морскому величию Акко.

В проеме между старыми постройками камни впитали не только запах моря, но и сохранили тысячелетия истории, которая таится прямо за углом - на стыке старого порта и пизанского причала. Семья Анастаса Трианфилдеса, грека, приехавшего в Акко вскоре после 1948 года, открыла ресторан известный сегодня как "Абу Кристо". Он выбрал место не случайно — здесь камни помнили времена, когда сюда приставали корабли из Венеции, Родоса и Генуи.

Под крытой частью ресторана скрывается древний винный погреб, вырубленный во времена крестоносцев. Его каменные своды были частью складов и таверн портового квартала, а рядом стояли склады госпитальеров. При археологических разведках соседнкй с рестораном акватории находили фрагменты амфор и византийской керамики, следы древнего пирса и даже крепёжные кольца для швартовки судов. Глубже, на уровне примерно семи–восьми метров под современной открытй террасой ресторана, той, что скрыта за полуразрушенной бышней, находятся блоки эллинистического и римского периода — остатки старого порта, к которому подходили корабли ещё до византийского времени.

Во времена Дахера аль-Омара и его преемника Джаззара-паши это место снова стало сердцем города: здесь швартовались суда, привозившие оружие, кружева и христианских миссионеров.

Сегодня за столами «Абу Христо» вместо рыцарей и купцов сидят туристы, но шум моря и запах рыбы всё тот же. А за стенами ресторана, под водой, всё ещё лежат камни древнего пирса — первые, с которых Акко начинал свой путь к морю.

Эта традиция — продавать свежевыжатый сок прямо на улицах — уходит корнями в восточную торговую культуру Леванта. Появилась она в арабских городах Османской империи ещё в XIX веке, когда соки и настои из гранатов, апельсинов и лимонов считались не просто утолением жажды, а лекарством и очищением души. Гранат в особенности имел сакральный смысл: символ изобилия, чистоты и святости, упомянутый и в Коране, и в Библии.

В Акко, Яффо и Иерусалиме традиция прижилась потому, что здесь пересекались мусульманская, христианская и еврейская торговые культуры. Узкие улочки, базары, шум портов и палящее солнце создавали идеальные условия для таких маленьких точек — киосков с ручным прессом, где сок готовится прямо на глазах. Со временем это стало не просто напитком, а элементом городской идентичности — знаком доверия и домашнего вкуса, который нельзя купить в магазине.

Акко всегда жил на границе — не только между морем и сушей, но и между империями, религиями, языками. В переулках, где запах соли перемешался со временем, кто то вывестл таблички, будто якоря памяти. На них арабские слова — простые, разговорные, будто с шумного базара: ʿАйн ʿалейк (عين عليك — «глаз на тебе»), Вейн ахуи (وين أخوي — «где ты, брат»), Рахис (رخيص — «дешёвый»), Джанзир (جنزير — «цепь»). Это язык рыбаков, лавочников, зазывал, и в нём слышен весь Левант, аш-Шам — мощное культурное покрывало, растянутое от Алеппо до Акко, от Бейрута до Яффо. Эти земли ткали покрывало семьи, рода, большого рода, деревни, большой деревни и только империи айубов, мамлюков, османов, британцев, французов — пытались строить города создавать «провинции», «мандаты» и «нации». И именно с последним полностью провалились. Потому что "хамула" - род, по сей день находит себя прежде всего в географии: «я из Акко», «я из Хомса», «я из Сидона», и только потом все остальное.

А эта стена — поиск унивесальной идентичности через язык. Слова — не лозунги, а отголоски общего, где Кахве ʿарабийе (قهوة عربية — арабский кофе) пахнет так же, как в Дамаске, а «Рух ар-Рукн» (روح الركن — «дух угла») звучит как мантра о доме. И, может быть, поэтому этот угол в Акко не арт-объект, а заявка. Заставляюая задуматься, может пугаюшая, может предубеждение, может преупрждение а для кого то просто "прикольно".

В старом городе Акко есть место, где запах моря смешивается с дымом табуна, а стены помнят османов и крестоносцев. Это ресторан Turkiz — маленькая бирюзовая гавань на улице Юлиус Кейсар, между рынком и пристанью. Хозяин, Самир Асади, раньше был фотографом, и, кажется, до сих пор видит еду через объектив — сочной, вкусной, яркой, насыщенный светом. Его кухня — это Средиземноморье без границ: рыба прямо с утреннего причала, хумус с лимоном и тмином, мясо, запечённое в печи, и кофе, пахнущий портом.

Turkiz не пытается быть модным — он просто дышит тем, чем живёт Акко: смесью языков, ароматов, акцентов. Сидя под сводами старого камня, чувствуешь, что город не мёртвый музей, а продолжающаяся история Леванта — того самого аш-Шама, который когда-то соединял Сидон, Триполи, Дамаск и Акра.

Лучше всего приходить сюда днём — к обеду, когда солнце падает на старую брусчатку и в зале тихо играет арабская мелодия. Вечером бывает многолюдно, особенно в выходные. Ресторан работает ежедневно с 9:00 до 22:00, но если хочешь увидеть его настоящим, без шума групп и камер, приходи в будний день, ближе к полудню. Тогда Туркиз раскрывается по-настоящему — как маленькая сцена, где Акко играет самого себя.

В переулке между Рыбацкой площадью и османским рынком, среди домов из местного песчаника, находится Akko Art Gallery — небольшое пространство современного искусства. Здесь выставлены картины и керамика художников старого города, людей, чьи мастерские спрятаны в этих же каменных двориках. Галерея передаёт спокойный ритм Акко — города, где камень хранит дыхание моря.

Открыто ежедневно с 09:00 до 21:00. Телефон: +972-50-327-2778. Лучше приходить днём — в мягком свете фактура стен особенно выразительна.

Над каменной аркой двора франков в Акко высечен крылатый лев с книгой под лапой — древний символ апостола Марка и герб Венецианской республики. Когда-то этот знак встречали в портах от Адриатики до Леванта. Он обозначал присутствие венецианцев — купцов, корабелов, дипломатов.

В венецианской традиции лев изображался по-разному: с открытой книгой — в мирное время, с надписью “Pax tibi Marce Evangelista meus” («Мир тебе, Марк, евангелист мой»); с закрытой — во время войны, когда торговый флаг превращался в боевой. Эта деталь сохранилась на гербах и фасадах венецианских крепостей по всему Средиземноморью — от Крита до Далмации.

В Акко он остался как след тех времён, когда в городе жили франки — европейские купцы, рыцари и мореплаватели, а порт служил перевалочным пунктом между Востоком и Западом. Камень, на котором он высечен, сохранил следы ветра и соли, но сам лев, кажется, по-прежнему охраняет вход — как память о городе, где каждый камень помнит язык разных морей.

В узком переулке Старого города, где воздух пахнет солью и деревом, жил человек, который превратил своё жильё в произведение искусства. Его звали Мухаммад Хасун Абу Адхам — Хаммуди. Рыбак по происхождению, художник по душе, он создал в старом хане пространство, где всё дышит его характером — свободным, немного странным, но по-детски искренним.

Его «Coffee Art» — не кафе, а живой коллаж из предметов, красок и воспоминаний. На стенах — чайники, ржавые кружки, башмаки, фотографии старого Акко, парусники и детские игрушки. За окном — расписанные ставни и морская соль, осевшая на стекле. Внутри — тёплый свет, запах кофе и старой меди. Здесь каждая вещь рассказывает о жизни у моря: о рыбаках, о кораблях, о людях, которые пьют чай и говорят о том, что море меняется, а город — нет.

Хаммуди собирал вокруг себя друзей, туристов, художников, моряков. Он мог варить кофе, чинить старый велосипед, говорить о Боге и смеяться над собой — всё это без позы, просто и щедро. Его дом стал музеем без вывески, где вместо витрин — стены, а вместо экспонатов — вещи, прожившие жизнь.

После его смерти это место осталось как будто нетронутым: стул у входа, чашки на гвоздях, старый самовар, тени от листвы. Всё будто ждёт, что он вернётся, подольёт кофе и спросит, откуда ты и что ищешь.

Хаммуди сделал невозможное: превратил пространство в душу. И теперь, проходя мимо хана, где всё окрашено в его цвета, кажется, что он всё ещё здесь — в каждой кисти, в каждом свете и в каждом шорохе ветра над морем.

Когда море связывало города сильнее, чем суша, в квартале венецианских купцов Акко стоял хан Эль-Фаранж — «двор франков». Его построили в конце XVI века по приказу визиря Синан-паши, а позднее перестроил друзский эмир Фахр эд-Дин. Хан стал главным торговым и дипломатическим центром европейцев в Акко. Здесь находились склады, жилые комнаты и резиденция французского консула, из-за чего место прозвали «французским двором».

В XVII веке здесь поселились католические ордена — сначала кармелиты, затем францисканцы, превратившие хан в монастырь и школу «Терра Санкта». Здесь учили языкам, ремёслам и истории Святой земли.

Вход в хан охраняют тяжёлые ворота с маленькой калиткой, арка над ними выполнена в мамлюкском стиле, а над аркой — каменный лев Святого Марка, символ Венеции.

Сегодня хан живёт новой жизнью: под его арками работают кафе, мастерские и лавки. Камень, пропитанный морской солью, хранит память о городе, где Восток и Запад до сих пор встречаются у одних ворот.

В самом сердце Старого города Акко, напротив кафе «Turquoise» и нескольких шагов от Хана Эль-Фаранж, находится светлая и современная Akko Art Gallery — пространство, где дыхание древнего порта встречается с работами современных израильских художников. Белые стены и простор, залитый дневным светом, контрастируют с грубой каменной кладкой снаружи. Здесь выставлены картины, керамика, стекло, украшения и декоративные предметы — всё, что рождено руками мастеров Галилеи.

Галерея стала частью живого культурного ландшафта Акко: это место, где можно не только купить произведение искусства, но и поговорить с художниками, послушать истории о городе, вдохновившем их. Особенно приятно зайти сюда после прогулки по рынку или Хану Эль-Фаранж — тишина, прохлада и свет создают ощущение паузы между слоями времени.

Адрес: Acre Art Gallery, Old City, Akko (напротив кафе Turquoise) Часы работы: вс–чт 10:00–17:00, пт 10:00–15:00 Телефон: 072-3941141 Лучшее время для посещения — утро буднего дня, когда улицы ещё не заполнили туристы, и сквозь открытые двери в галерею мягко входит морской свет.

Этот высокий каменный фасад с узкими готическими окнами и башней со шпилем — часть францисканского комплекса Терра Санкта в Старом Акко. Францисканцы появились в городе в середине XVII века, когда после изгнания кармелитов султан позволил ордену основать монастырь и школу на месте старого венецианского хана. Тогда Акко уже находился под властью Османов, но европейские монашеские ордена пользовались покровительством католических держав, прежде всего Франции. Францисканцы, как «хранители Святой Земли», получили разрешение вести богослужения, обучать детей и содержать приют для паломников.

Комплекс Терра Санкта строился постепенно. Современное здание с колокольней и острым шпилем появилось в конце XIX века, когда монастырь стал частью международной сети францисканских школ. Его стены выложены аккуратными каменными блоками с типичной для позднего османского периода чередой белых известковых швов.

Сегодня здесь действует католическая школа и резиденция ордена. Внутри проходят уроки, богослужения и культурные мероприятия, а во внутреннем дворе, окружённом аркадами, сохраняется атмосфера покоя и старого Акко — города, где за века научились сосуществовать разные веры и народы.

Улица Александра Македонского в Акко получила своё название в память о завоевателе, который в 333 году до н. э. вошёл в город и включил его в сферу эллинистического мира. Акко тогда стал одним из первых пунктов эллинизации побережья и впоследствии носил имя Птолемаида — важный порт Средиземноморья. Современное название улицы — отголосок этой древней эпохи, когда Акко впервые открылся Западу.

Она пролегает в восточной части Старого города, между Венецианским кварталом и районом Темплеров, немного выше морского фронта, вдоль внутренней линии старинной застройки. Узкая, извилистая, местами не шире полутора метров, улица идёт под сводами домов и соединяет внутренние дворики, склады и мастерские османского времени. Здесь находится и самый низкий проход под каменной аркой в городе — чуть больше метра шестьдесяти высотой. Люди пригибаются, чтобы пройти, и в этом движении будто ощущают дыхание старого Акко.

Архитектура улицы — результат многовекового наслоения. Средневековые дома тесно срослись стенами, а над узкими проходами строили арки, чтобы укрепить конструкции и сохранить тень. Так возник лабиринт узких коридоров, где каждый изгиб продиктован логикой камня и жары. Улица Александра Македонского — не просто переулок, а живая ткань города, в которой античность, ислам и Средневековье сплелись в одно непрерывное пространство.

Этот дом на улице Александра Македонского — типичный пример позднеосманской жилой архитектуры зажиточных торговцев или ремесленников.

В верхней части фасада заметен заострённый проём, ныне заложенный камнем. Это сполия — элемент готического окна крестоносного периода, переиспользованный строителями османской эпохи. Подобная «вторичная кладка» типична для Акко, где каждый слой истории буквально встроен в следующий.

Консольный вынос под балконом — приём, распространённый по всему восточному Средиземноморью: он расширял помещение верхнего этажа без расширения фундамента, давал свет и воздух и позволял наблюдать улицу, оставаясь незаметным. Позднее, в начале XX века, когда город находился под британским мандатом, подобные дома получили железные балконы — как здесь, — соединяя традиционную ближневосточную архитектуру с европейскими элементами. Таким образом, этот дом — живое свидетельство непрерывного перехода от средневекового Акко к современному городу, где каждая арка и каждый камень несут след предыдущей эпохи.

По пятницам, когда завершается полуденная молитва в мечетях Акко, улица Марко Поло оживает особым ритмом. Из переулков старого города люди выходят на базар, и у одного из углов, где запах масла и муки стоит в воздухе, начинают печь хлеб. Это не просто торговля — это давняя мусульманская традиция пятничного хлеба, символа совместной трапезы и благословения дня.

Тесто делят вручную, раскатывают в тонкие лепёшки, посыпают за’атаром, смазывают оливковым маслом и пекут на горячем железе или камне. Хлеб выходит лёгкий, с пузырями и румяными пятнами, а пар, поднимающийся над ним, смешивается с ароматом тмина и семолины. Люди собираются, разговаривают, делятся новостями — пятничный хлеб становится центром улицы, как сама молитва в центре дня. Это мгновение, когда духовное и земное соединяются в запахе свежего теста и оливкового масла.

Этот угол с колонной — одно из самых узнаваемых мест старого Акко. Его часто фотографируют и даже используют как визуальный символ города. Находится он у пересечения улиц Марко Поло и аль-Фанар, в самом сердце базарного квартала.

Перед нами фрагмент архитектуры позднеосманского периода, примерно XVIII–XIX века, с элементами более древнего происхождения. Каменная арка и массивные блоки характерны для городской застройки этого времени, но колонна — явно старше. Это сполия, то есть вторично использованный античный или крестовый элемент, встроенный в новое здание. Такие колонны попадали в дома из разрушенных построек времён крестоносцев и мамлюков и служили не только опорой, но и знаком преемственности.

Считается, что эта колонна — часть бывшего портика или входа в торговый хан, возможно, связанного с близлежащим рынком. Позже её включили в угол дома, сделав ступени и небольшой выступ — вероятно, здесь стояла лавка или точка торговли водой. В исламской традиции подобные места нередко располагались рядом с фонтанами (сабилями) и служили для омовения или отдыха после молитвы.

Так этот угол стал живым памятником истории Акко — каменным перекрёстком времён, где античность, исламская архитектура и османская городская жизнь слились в одно пространство.

Площадь аль-Фанар в Акко получила своё название от старого маяка — по-арабски «фанар» значит «светильник». Когда-то здесь действительно стоял маяк, направлявший суда к порту, и свет оставил след не только в названии, но и в самой архитектуре этой части города.

На фасадах домов аль-Фанара видно, как османская архитектура конца XIX — начала XX века тянулась к свету и воздуху. Узкие улицы старого города вынуждали строить вверх — с балконами, арочными окнами, ставнями и яркими красками, чтобы впустить солнце и создать ощущение простора. Эти дома строили для жизни, торговли, встреч и разговоров.

Сегодня здесь работает туристический центр Западной Галилеи при поддержке Jewish National Fund USA — организация, вложившая силы и средства в сохранение исторических зданий и развитие туризма в Акко. Так на месте старого маяка и узких уличек продолжается то же стремление к свету, что когда-то определяло весь город.

Conditoria Abd Alhadi — одна из самых известных кондитерских старого Акко, расположенная в Белом рынке, недалеко от мечети аль-Джазар. Название «Абд аль-Хади» (عبد الهادي) переводится как «раб Ведающего», одно из имён Бога в исламе, и часто встречается в семьях с давними торговыми традициями. Семья Аль-Хади известна в Акко уже несколько поколений — именно здесь пекут сладости, которые считаются эталоном качества у местных жителей.

Витрины Conditoria Abd Alhadi — это живая энциклопедия восточной кондитерской традиции. Здесь готовят баклаву (بقلاوة‎) — слоёное тесто с орехами и сиропом, пришедшее из османской кухни; кнафе (كنافة‎) — сладкий десерт из тончайшей вермишели кадаиф с сыром и сиропом, родом из Наблуса; маамуль (معمول‎) — песочное печенье с финиками, фисташками или грецким орехом, символ праздников; барма (برمة‎) и балурия (بلورية‎) — вариации восточных рулетиков с ореховой начинкой, облитых медом.

Эти сладости несут глубокий культурный смысл: маамуль готовят к праздникам, кнафе символизирует гостеприимство, а баклава — радость и изобилие. В Акко их покупают не только туристы, но и местные — как знак уважения к традиции и вкусу.

Кондитерская работает ежедневно с 8:00 до 20:00, особенно многолюдно по пятницам после молитвы. В это время Белый рынок наполняется запахом масла, орехов и сиропа, а витрина Abd Alhadi становится одним из самых сладких и тёплых уголков старого Акко.